Год назад коронавирус унес жизнь еще одного актера «из нашего безоблачного детства» — народного артиста России Геннадия Юхтина. 30 марта 2023 года ему могло бы исполниться 91.
Юхтин родился в сумасшедшее время, и имя получил по всем канонам общества победившего социализма-коммунизма – Гений. Так и в паспорте черным по белому: «Гений Гаврилович Юхтин».
Многие десятилетия даже коллеги по театру и съемкам не догадывались, что работают с Гением. Представлялся нейтрально и скромно – Гена, Геннадий.
Именно как «Геннадий Юхтин», он значится в титрах фильмов, сделавших его, как сейчас принято говорить, «звездой» советского кино.
Кстати, в отличие от нынешних, «звезда» не дутая и не высосанная из пальца, ведь многие из лент, в которых снимался Юхтин, настоящий «золотой фонд».
Например, «Весна на Заречной улице», «Дело Румянцева», «Баллада о солдате», «Неуловимые мстители»…
Да, Юхтин не был классическим героем-любовником, не играл каких-то супер ролей. Но был ярок и незабываем в тех, что ему предлагали режиссеры.
О его типаже еще знаменитый режиссер Иосиф Хейфиц очень точно сказал – «свой парень, человек из трамвайного депо».
Юхтин чаще всего и играл таких ребят – простых работяг да инженеров из народа, людей кристально честных, романтиков, правдолюбов и патриотов.
Его герои шли врукопашную и брали неприступные высоты, расписывались на рейхстаге, усыновляли сирот, совершали подвиги и погибали ради счастья и светлого завтра других. Их любили целые поколения зрителей, на них старались походить.
А чем не подвиг его актерская судьба? С одной стороны, героические родители – потерявший здоровье в борьбе за коллективизацию отец – самарский пролетарий Гаврила Васильевич Юхтин, крестьянская дочь и комиссар политотдела Военно-медицинской академии – мать, Раиса Михайловна.
В семейном архиве есть фотографии, где она стоит среди участниц Всесоюзного совещания женщин-ударниц в Кремле рядом со Сталиным, Молотовым, Ворошиловым и другими членами правительства.
С другой, — рано оставшийся сиротой детдомовский мальчишка… И вдруг такой «гениальный сюжет»: стал популярнейшим актером, сыгравшим более 200 ролей только в кино, не считая работ театральных!
…Последний раз с Геннадием Гавриловичем мы виделись в 2016 году – на 85-летии его однокурсницы Татьяны Конюховой в Доме кино.
Перед этим – на его бенефисе на сцене Театра киноактера. В тот вечер он феерил – пел, лихо отплясывал канкан в компании молодых очаровательных актрис. Тогда же дал интервью.
Предлагаю самые яркие фрагменты того разговора.
«МОГ СГНИТЬ В ТЮРЬМЕ»
— Геннадий Гаврилович, героями не рождаются, ими становятся – это понятно. Как же это вас угораздило родиться Гением?
— (Смеется.) Так уж родители решили. Они были молодые коммунисты и соответствовали эпохе. Тогда же многие называли своих детей Индустриями, Ноябринами, Марксленами, Сталинами, считали, видимо, что с такими именами детей ждет особенная судьба в стране со светлым будущим.
Вот и мои мама с папой нашли возможным мою старшую сестру назвать Идеей, а меня — Гением, чтобы я потом всю жизнь «мучился».
— Интересно, с каких пор вы это начали скрывать от окружающих?
— Так я же сам долгое время не знал свое настоящее имя. Во дворе и потом в детдоме все звали меня «Гена».
Первый казус произошел, когда я пришел поступать в вуз. В аттестате было написано одно имя, а в паспорте другое, и документы не хотели принимать, пока я «не определюсь».
Хорошо, что педагоги ВГИКа не были формалистами. Кстати, не я один был такой «оригинал» на курсе – со мной учились Руфина, Изольда, Майя, Астрида, Данута, Альфред, Артур, Нинель… Что ни абитуриент, то «именная» родительская фантазия!
— В одной из своих книг вы, описывая свое детство, не очень-то щадите себя: мол, запросто мог стать вором, сгнить в тюрьмах, как многие дворовые дружки. Все так?
— Все чистая правда! Мне было десять лет, когда мама погибла, отец умер от ран и туберкулеза. Без родительской опеки я рос шалопутным, подверженным влиянию двора.
Не был заводилой, но чудил много. Дружил с ворами, налетчиками. Они меня брали на «дела», где я был вынужден доказывать, что не трус.
В результате попал в исправительную колонию, где обстановка была точь в-точь как в воровской «малине» из фильма «Путевка в жизнь». Бежал оттуда…
Да и потом убегал из детдомов, потому, что далеко не везде были нормальные условия: жестокие педагоги, сами ребята — маленькие преступники, пили, кололись наркотиками, воровали, могли и убить запросто.
Ух, сколько было шансов пойти по скользкой дорожке, опуститься на самое дно, но обстоятельства и добрые люди спасали.
К счастью, в конце концов, я оказался в Поволжье, попал в детский дом, где нашел и друга на всю жизнь, и будущую профессию.
— Первоначально вы хотели пойти в военные. Что поспособствовало выбору в пользу ВГИКа?
— Дело в том, что в детдоме, как говорится, не спрашивают, кем ты хочешь быть, и в 1943-м меня направили в Самарское суворовское училище, где я не прошел комиссию по зрению…
А выбору поспособствовало то, что у нас в детдоме были очень хорошие педагоги. Наш директор — Георгий Васильевич Гасилов -был учеником и последователем Макаренко, одна из воспитательниц – Елена Павловна, бывшая актриса, приобщила нас к самодеятельности, привила любовь к чтению и хорошей литературе.
Именно ее слова, сказанные однажды, стали девизом всей моей жизни: «Запомни! Никто ничего не сделает за тебя. Ты все должен делать сам!»
Мы ставили спектакли, участвовали в костюмированных балах, выпускали стенгазету, ходили в турпоходы на Кавказ и в Крым.
Ну и кино, конечно, очень сильно на меня повлияло – я не пропускал ни одной картины! Словом, получив аттестат зрелости, я не очень-то долго раздумывал – ноги сами меня привели во ВГИК.
СУДЬБЫ МНОГИХ ОДНОКУРСНИКОВ СЛОЖИЛИСЬ ТРАГИЧЕСКИ
— В тот год в свою мастерскую набирали студентов Ольга Ивановна Пыжова и Борис Владимирович Бибиков. Желающих попасть к ним была тьма-тьмущая – около 800 человек на место.
— Даже не знаю, что мне помогло поступить – чудо, не иначе. Когда на следующий день после экзаменов вывесили список поступивших, и я увидел в нем свою фамилию, клянусь, глазам не поверил.
Ведь это были легендарные педагоги! Именно они воспитали и выпустили Клару Лучко, Любовь Соколову, Нонну Мордюкову, Вячеслава Тихонова, Сергея Гурзо, Леонида Куравлева…
Причем, и наш курс был будь здоров: будущие звезды советского экрана и сцены Татьяна Конюхова, Руфина Нифонтова, Надя Румянцева, Юрий Белов, Изольда Извицкая, Майя Булгакова… Ярчайшие личности. К сожалению, у многих судьбы сложились трагически.
— Если не ошибаюсь, вашим кинодебютом стала эпохальная лента Иосифа Хейфица «Дело Румянцева».
— Не совсем так. После ВГИКа весь наш курс сразу же зачислили в штат московского Театра киноактера, и очень многих расхватали режиссеры.
И в какой-то момент у меня появилось сразу два варианта: ехать в уральский город Кунгур на съемки фильма «Чужая родня» или в Ленинград – пробоваться на роль шофера Евдокимова в «Дело Румянцева».
Роль этого шофера мне сразу приглянулась, тем более, что по сценарию он усыновляет детдомовца – Сашку…. Как будто для меня написана!
Но взвесив все «за» и «против», подумал: все-таки в «Чужую родню» я уже утвержден, а тут только пробы… Тем более, прошел слух, что на эту роль претендует сам Петр Мартынович Алейников.
И я поехал в Кунгур. Два прекрасных месяца снимался в компании с совсем еще юными Нонной Мордюковой и Николаем Рыбниковым.
Ну а когда съемки «Чужой родни» переместились в Ленинград, вдруг оказалось, что роль шофера Евдокимова в «Деле Румянцева» все еще вакантна. И Иосиф Хейфиц предложил ее мне.
— Вскоре после премьеры фотография вашего героя украсила обложку журнала «Искусство кино», а прокат картины побил все рекорды. Что ощущали?
— Да счастье величайшее плюс везение невероятное! Потому что начинать с положительной, очень выигрышной роли — это мечта любого молодого артиста.
Не будь ее, не знаю, как бы дальше сложилась моя судьба – ведь в те годы картин снималось мало. И возможно, мне бы не посчастливилось сыграть в «Балладе о солдате», «Весне на Заречной улице»…
В ЭПИЗОДЕ ОТВЕТСТВЕННОСТИ БОЛЬШЕ
— В «Балладе о солдате» впервые засверкала целая плеяда актерских талантов…
— Мало кто знает, что на главные роли в эту картину Чухрай поначалу пригласил молодых звезд того времени – тридцатилетнего Олега Стриженова, уже блестяще сыгравшего белогвардейского офицера в его картине «Сорок первый», и 25-летнюю Лилиану Алешникову.
Но, начав съемки, Чухрай понял, что совершил ошибку: присутствие «звезды» зрителя отвлекает, тем более, что по сценарию героям – по 18 лет, а Стриженов с Алешниковой на столь юных никак не тянули…
В какой-то момент съемки зашли в тупик. И тут на помощь пришел Его Величество Случай, пусть и не совсем счастливый.
Чухрай в серьезной автоаварии сломал ногу, попал в больницу, и у него появилось время еще раз подумать о сценарии и артистах.
В результате он взял из ВГИКа никому не ведомых студентов Володю Ивашова и Жанну Прохоренко. А «для поддержки» пригласил известных артистов — Урбанского, Юматова, Леждей…
Фильм сразу заиграл другими красками! Получил главный приз на Всесоюзном кинофестивале, специальный приз жюри на Каннском МКФ. Невероятный триумф!
— И ваша роль, хоть и небольшая, но вышла очень яркая.
— Экранное время моего героя всего семь минут.
Он просит главного героя Алешу Скворцова, получившего за подвиг шесть дней отпуска, передать его жене ценный подарок с фронта — мыло…
По сути, небольшой эпизод. Но, понимаете, в эпизоде и ответственности больше — его если провалишь, то уже ничем не помочь.
В данном случае проявилось одно из моих профессиональных качеств – сыграть так, что увиденное накрепко врежется в память.
В «Балладе о солдате» моего героя давно уже нет на экране, но главный персонаж везет через весь фильм «его мыло».
— По-вашему, в чем феномен популярности фильма «Весна на Заречной улице», без показа которой до сих пор не обходится ни один праздник?
— Я хорошо помню, как эту картину то закрывали, то «в серости» обвиняли. Что интересно, когда ее все же выпустили, «Весна…» поначалу не была принята зрителем, но с каждым годом все больше набирала популярности.
За счет чего? Тогда мы играли самих себя, практически без грима, играли наше время, наше поколение. Почему до сих пор с теплотой вспоминают «Дело Румянцева», «Весну на Заречной улице»?
Потому что на фоне послевоенного искусства, очень вымученного, стилизованного, зажатого в узкие цензурные рамки и оттого лакированного, в этих картинах были воздух, естественность, искренность, правда жизни.
И конфликтов нет надуманных. Редактор, помню, возмущался: «Что за мораль в «Весне…»? Не хочу учиться, хочу жениться!» Удалось отстоять сценарий — и фильм оказался близок зрителю.
— Кстати, перед одним из юбилеев картины мои коллеги отыскали Нину Иванову, исполнительницу главной роли в «Весне на Заречной улице», но она общаться отказалась наотрез. Как думаете, — почему?
— Нина впервые снялась в кино совсем ребенком – в популярной в те годы ленте Виктора Эйсымонта «Жила-была девочка», была на учете в картотеке.
Но она была непрофессиональной артисткой, и у нее никогда не было того, что в актере важно, — отдать профессии все, что ты можешь, и для этого вытерпеть все.
А это же жуткое дело! Мое мнение: Нина не выдержала славы «какой-то непонятной», нахлынувшей на нее как тайфун. Вышла замуж за одного из двух операторов, снимавших «Весну…» — Радомира Василевского.
Муж сам стал режиссером и видимо не очень успешным. Он снял Нину в главной роли в фильме «Киевлянка» на киностудии имени Довженко, но картина провалилась в прокате с треском и, как мне кажется, ее надломила.
Потом они разошлись… Мы с ней пару раз созванивались, приглашали ее на встречи, и Нина в конце концов сказала: «Больше не звони, я о кино забыла!» Вот такая тоже судьба киношная…
Хотя если бы она родилась актрисой, то вот эта ступень, на которую она взлетела, сыграв роль учительницы, могла ее вознести очень высоко. В кадре она была естественна и гармонична как кошка – это тоже своего рода талант.
«НАЗВАНИЕ «НЕУЛОВИМЫЕ МСТИТЕЛИ» ПРИДУМАЛ Я»
— Говорят, Эдмон Кеосаян уговаривал вас на роль Лютого в «Неуловимых мстителях», но вас смутило обилие сцен со скачками…
— Ничего подобного! Я же с детства с лошадьми на «ты» и с юных лет был прекрасным наездником – это для меня не проблема.
А причина моего отказа была в том, что я был занят в другом фильме. Но и поработать с молодым режиссером очень хотелось.
Кеосаян лихой был мастер, профессионал, одно слово — ученик Герасимова. Вот я и попросился на небольшую роль денщика Лютого — «дяди Игната»».
— Роль-то тоже получилась запоминающаяся.
— Она могла быть еще интересней. Но на съемки приходилось приезжать урывками, и это сказалось.
Сейчас это кажется невероятным, но только одну нашу ночную сцену у костра, когда бурнаши пекут картошку, а герой Савелия Крамарова рассказывает свою байку: «А вдоль дороги мертвые с косами стоят.
И тишина…» оператор Добронравов переснимал 15 (!) раз, буквально над каждым кадром «колдовал».
— Зачем?
— Добивался абсолютного совпадения цветовых тонкостей.
И надо отдать ему должное, добился своего – потому что цветовое решение фильма получилось настолько сочное, что при увеличенном переводе с широкоэкранного варианта на широкоформатный – не было никакого искажения. Очень сильно было снято!
— Лента первоначально называлась «Красные дьяволята». Правда, что Кеосаян назначил приз – ящик коньяка – тому, кто придумает более классное название, и этот приз выиграли вы?
— Я не помню точно, какой был напиток, но он свое обещание выполнил, и вся съемочная группа бурно отметила это событие, не взирая на возраст – участвовали и Витя Косых с друзьями, и все остальные.
Хотя особой заслуги моей здесь нет. Тогда на наших экранах шли какие-то западные фильмы, где в названиях мелькало то про мстителей, то про неуловимых.
Я и пошутил: «Давайте соединим». Соединили, и получилось – «Неуловимые мстители». Между прочим, на этих съемках меня по ошибке «пристрелили» дважды.
Помните, моего персонажа Игната убивают за то, что тот упустил пленного «мстителя» Даньку. Атаман Гнат Бурнаш, которого играл Ефим Копелян, уже застрелил меня, я лежу буквально под копытами его коня.
И вдруг у меня над ухом раздается еще один выстрел — Копелян случайно еще раз нажал на спусковой курок маузера. От неожиданности меня, «мертвого», буквально подбросило над землей — это видно даже в кадре.
— Вы часто играли военных. Много раз «погибали»?
— Да ужас! Какими только изощренными способами меня не «убивали» на съемках. Причем, были даже эпизоды, в которых я мог реально погибнуть.
Помню, ходил в атаку дублей 100, на танке, на коне и пешим…Во время съемок фильма «Жаворонок» я чуть не остался без ноги – мне ее чуть не переехали танком.
В самую последнюю секунду успел убрать из-под гусеницы. Были случаи, когда подрывался на пиротехнических снарядах.
Однажды на съемках картины «Гроза на Белой» для большей достоверности режиссер с оператором решили мощность взрывов увеличить, да пороховой заряд не рассчитали.
В результате взрывная волна сбила меня с ног! Я потерял сознание, с контузией попал в больницу. Хорошо, что оклемался… А самое обидное, что этот кадр так и не вошел в фильм!
— Зато в вашей карьере был случай, когда кино вам спасло жизнь. Верно?
— Да, действительно была полутрагическая история.
Я попал под машину – черную «Волгу». Поднялся — вроде жив, цел, невредим. А когда шок прошел, почувствовал себя плохо, вызвал скорую.
В больнице врачи меня осмотрели и сказали: «Вам крупно повезло — переломов и тяжелых травм нет. Хотя после такого удара могли остаться инвалидом!»
И тут я вспомнил про свою сумку через плечо, в которую пришелся удар бампером «Волги». Там лежала металлическая коробка — с фильмом «Весна на Заречной улице». Она-то и самортизировала удар!
ЖАЛЕЮ, ЧТО ЖУРАВЛИ «УЛЕТЕЛИ»
— Ваш «конек» — социальный герой, свой в доску парень. Признайтесь: на самом деле наверняка втайне мечтали сыграть…
— Героя-любовника? Знаете, одного известного актера на творческом вечере спросили: «Вы по-настоящему целуетесь в кино?»
Он ответил: «А что делать? Мне же за это деньги платят». «Непыльная у вас работенка!», — выкрикнули из зала.
Если честно, конечно, и я мечтал сниматься в романтический лентах – с поцелуями, красивыми постельными сценами и прочими любовными проявлениями.
Но советское кино было, мягко говоря, целомудреннее, чем сейчас. Да и далек я от героического амплуа. Только однажды меня пригласили в мелодраму «Любовь Серафима Фролова», где по сценарию был, скажем так, легкий «эротический» подтекст.
Там сюжет такой: моего героя, Ромку, из-за инвалидности на фронт не взяли, а его жена с боями дошла до самого Берлина. Отвоевала, вернулась домой и застала меня — ее мужа — с любовницей.
— Круто!
— Мою жену Анфису играла Лариса Лужина, любовницу — Тамара Семина…
«Анфиса» мигом выхватывает солдатский ремень с металлической пряжкой и как начнет им охаживать изменщика. Да еще по голому телу!
А ведь раньше снимали каждую сцену по несколько дублей. Так вот после первого дубля мое тело покрылось красными полосами, после второго — кровоподтеками, а потом и синяки пошли.
В перерыве между дублями нашему мастеру по гриму каждый раз приходилось все это припудривать и замазывать. И опять все по новой!
Помню, после просмотра этой наконец-то отснятой сцены Лариса Лужина так растрогалась, что даже попросила у меня прощенья. Вот вам и «непыльная работенка»! (Смеется.)
— В одном из интервью вы признались, что чуть ли не главной ошибкой в вашей карьере был отказ от съемок в ленте «Летят журавли». Почему отказались?
— Потому что тогда я был молодой и глупый. Меня пригласили сыграть фронтового товарища персонажа Алексея Баталова.
Я прочитал этот прекрасный сценарий – предложенная мне роль была очень интересная и заметная.
Но буквально накануне я снялся с Баталовым в «Деле Румянцева», поэтому пришел к режиссеру Калатозову и искренне поделился своими сомнениями: мол, не будет ли зритель отвлекаться от сюжета, вспоминая, где он раньше видел наш дуэт?
Михаил Константинович меня выслушал, поблагодарил и… взял другого артиста. Потом, когда я увидел готовый фильм-шедевр, получивший «Золотую пальмовую ветвь» Каннского фестиваля, признаюсь, я даже заплакал от обиды. Да, я смог бы сыграть не хуже, чем тот актер, но я подумал о том, что скажут зрители…
— Не по-актерски, выходит, поступили.
— Дело в том, что я, видимо, «плохой, неправильный артист» — не умею быть эгоистом, не умею себя рекламировать. А искусство — это рынок, в нем надо уметь себя показать и преподнести.
Артисты испокон веков на рыночной бирже стоят — нас выбирают, заглядывают в зубы, как лошадям, щупают, особенно наших актрис любят за «мягкое место» потрогать.
Потом из многих выбирают одного… Но не подумайте, что я не доволен своей судьбой. Совсем наоборот. Худо-бедно, но я все время был в деле и за все эти годы я не припомню ни одного периода простоя. Снимался, как минимум, в трех картинах в год.
— Есть самые-самые дорогие и любимые?
— Прежде всего, конечно, это «Весна на Заречной улице», «Дело Румянцева» и «Баллада о солдате», давно признанные киноклассикой.
Но я горжусь, что были в моей карьере такие фильмы как «Акваланги на дне», «Полонез Огинского», «Третий тайм», «Остров сокровищ», «Сибириада»…
ОТ ДЕПРЕССИИ СПАСЛО ТВОРЧЕСТВО
— Многие актеры вашего поколения слишком рано ушли из жизни — вы о них сказали: «ярчайшие личности, трагические судьбы». У вас есть собственное объяснение: почему?
— Многие вгиковцы, кому очень повезло в кино, сошли с экранов прежде времени, потому что испытание славой, к сожалению, выдерживают немногие.
Кто запил, кто закутил, кто загулял. Одним не хватило мужества, другим — мастерства, третьим — упорства, четвертые переоценили себя, пятые зазнались.
Отказаться от соблазнов трудно, все лезут в друзья, предлагают выпить, если отказываешься — обижаются, мол, не уважаешь.
Тут и женщины красивые, не самой высокой нравственности тебя окружают, потому что, если ты популярный, значит, при деньгах. Выпил с друзьями, выпил с женщинами, а через полгода уже остановиться не можешь…
— С вами нечто подобное могло случиться?
— Нет. Я в сложные моменты жизни полагался на терпение — оно у меня с детства.
Для меня творчество является самым важным в жизни. Если я сейчас не смогу полностью выкладываться в профессии, для меня это будет катастрофой.
— Как в «сумасшедшие» для кино и театра 90-е вам удалось не поддаться всеобщему отчаянию?
— Как? Деньги на сберкнижке сгорели, театр «бродил»… А у меня вся энергия уходила на строительство дома на дачном участке. Сам не знаю, откуда силы взялись!
А то, что не впал в депрессию, как некоторые мои коллеги, так это просто у меня характер такой. Не могу сказать, что я, например, не напивался — было и такое, но даже в самые худшие годы я не искал спасения в алкоголе.
А время было ужасное! Всякое бывало – жизнь меня не очень-то баловала, излишеств никаких не давала. Поэтому большую часть жизни мне приходилось доказывать свою способность противостоять всем препятствиям.
Главное — не отчаиваться, идти дальше. А еще меня в тот сложный период здорово выручили съемки в одном из наших первых сериалов – «Петербургские тайны». Для семейного бюджета это была существенная поддержка.
«НЕ МОГУ ПОХВАСТАТЬСЯ «АМУРНЫМИ» ПОДВИГАМИ
— Итак, в кино вы не ловелас, не герой-любовник, а в жизни?
— Не знаю, плохо ли это или хорошо, но и в обычной жизни я человек верный и в отношениях, и в чувствах.
Поэтому не могу похвастаться никакими выдающимися «амурными подвигами». Да и не люблю я хвастаться.
— А ваш единственный и столь поздний брак — в 40 с лишним лет — объясняется тем, что раньше не любили по-настоящему?
— До этого у меня были неофициальные отношения, в том числе и с актрисами. Я не был монахом – были увлечения и романы. Непросто было, непросто — всего и не расскажешь. Только в 33 года я получил свою жилплощадь, а до этого — общага, чужие углы…
Я женился сознательно, потому что оказался перед пропастью, а быть одному, без крепкого тыла — это значит, что уже скоро конец.
Так что уже то, что мы с моей супругой встретились и столько лет вместе живем, — для меня счастье. Лидия Михайловна никак не связана с актёрской профессией — она экономист, окончила Плехановский институт, бухгалтер.
А сюжет нашего «головокружительного» романа довольно простой: познакомились на каком-то праздничном мероприятии, Лида мне понравилась, я сделал предложение, она дала согласие.
Она гораздо моложе меня, и я помню, как сильно волновался, когда просил благословения у ее мамы. В остальном — не было ни захватывающих геракловых подвигов, ни шекспировских страстей. А вот главное – чувства, все, что входит в классическое понятие любви, – было и есть.
— «Классическое» — это как? Для Вас.
— Настоящая любовь всегда вдохновляет, окрыляет, дает силы – особенно в трудные моменты. И в жизни, и в творчестве.
Могу сказать, что моя жена до сих пор мой самый придирчивый критик и режиссер. Мы с ней каждую мою роль репетируем вместе: ходим по комнате и «проигрываем» сценарий по ролям.
— Чем-нибудь необычным увлекаетесь?
— Я всю жизнь писал рассказы, записывал интересные моменты жизни, работы, так называемые актерские байки. Но я этой своей страсти… изменял.
Например, надолго уходил с головой в фотографирование. Если бы не это «преступление» (смеется), я, может, достиг на литературном поприще гораздо большего.
А так написал и издал всего две книги — «Вокруг да около кино» и «Киноактер — моя профессия». Но жизнь постоянно подбрасывает новые комические и трагикомические «сюжеты» для мемуаров.
— Например.
— Несколько лет назад я играл митрополита в сериале «Апокриф: музыка для Петра и Павла» — о взаимоотношениях братьев Чайковских.
Снимали под Курском. Одели меня, загримировали, вдруг подходит ко мне мужчина – по облику вылитый Лев Толстой. Нос – бульбочкой, борода, лысая голова, да еще в поддевке и босиком.
И – бух — мне в ноги: «Ты ж для меня святой!» Ну, думаю, принял меня за священника – так я видимо здорово попал в образ митрополита.
А он продолжает: «Когда я сидел в тюрьме, нам постоянно крутили фильм «Третий тайм». И я до сих пор забыть не могу, как ты берешь пенальти!» Оказывается, криминальный авторитет, мой поклонник.
Если помните, в основу «Третьего тайма» легло реальное событие: знаменитый футбольный матч между нашими и немецкими футболистами в Киеве в 1942 году.
Мой герой вратарь Дугин – прообраз легендарного вратаря киевского «Динамо» Николая Трусевича, который как раз и защищал наши ворота в том матче. Его и несколько других футболистов фашисты потом расстреляли.
— Значит, у авторитетов вы в чести. На улицах до сих пор узнают?
— Слава Богу, и узнают, и благодарят за роли, жмут руку. Значит, что жизнь прожил зря, я не могу сказать. Так что ни о чем не жалею и радуюсь каждому дню.
